Бери мое добро, и вытряхни, проветри,
До смерти пять минут, и пять твоих шагов.
Мы сядем в гулкий зал и нам с балкона ветер
Портьерою махнет, как высохшей рукой.

Бери меня всего: хоть стою я копейки,
На сцену и на свет гони меня скорей.
Я отыграю роль, роль зрителя и веришь,
Сфальшивить не смогу, хоть ты меня убей.

А ты - меня убей - молчанием из зала,
В котором размешай, как в чае, стыд и боль.
Бери мое добро - добра во мне немало,
Я проклят им сполна, как проклят и тобой.

Я спутал жизнь и стон той доски на подмостках,
Где нам играть с тобой - смертельно повезло.
Бери мое добро, бери, ну что ж ты смотришь?
Бери, но, слышишь, зло, мое оставь мне зло.

(с)

14 минут

Когда в городе еще не завыли сирены, я уже все знал.
Знал потому что - много таких "потому что" было вокруг меня. Прикосновение холодного ветра к открытой шее, будто кто-то мертвый тронул ее ледяными пальцами. Скрип трамвайных колес на стыке рельсов, крик вороны в темнеющем небе. Пульс горящих окон: затухающий, рваный. Последний.
Я вышел из трамвая, дошел до набережной и сел на первую попавшуюся скамейку. Закурил и закрыл глаза, чувствуя, как волоски на руках встают дыбом, точно превращаясь в мелкие острые иголки.
Сирены раскололи вечер надвое - время "До" и время "После", которого оставалось так мало.
Четырнадцать минут.
Их хватит на многое, если, конечно, не жадничать. Тратить по минуте. Закрыв глаза, я сидел и слушал, как мир вокруг меня стремительно сжимается. Он был уже мертв, но еще не понимал этого. И только отдельными искрами в нем, как в остывшем костре, светились те, кто никуда не торопился.

Читаем дальше и задумываемся...
14 минут

- Атомная тревога! - заревели вечно молчащие динамики с фонарных столбов. - Атомная тревога! Это не учения! Внимание! Немедленно укройтесь в ближайших убежищах!
Он вздрогнул, потому что как раз стоял под рупором. Растерянно огляделся, ненужным уже движением прикрывая букет от ветра. И тут же увидел ее - она бежала от автобусной остановки, спотыкаясь, взмахивая сумочкой. Не отрывая глаз от его лица. Он следил за ней, и все другие прохожие казались угловатыми картонными силуэтами, покрытыми пеплом.
- Господи+ Как теперь-то? - сказала она, схватив его за руку.
- Возьми цветы, - сказал он.

- С ума сошел? Какие цветы? - крикнула она.
- Возьми, - сказал он, - и отойдем, а то затопчут. Пойдем лучше в переулок, погуляем. Как раз успеем дойти до нашего любимого дерева.
Она вдруг успокоилась.
- Обещаешь?
- Конечно, - он улыбнулся, чувствуя, как все внутри леденеет от страха.

13 минут

Он выстрелил три раза и увидел, как директор оседает в кресле, дергаясь сломанной куклой и брызгая кровью - с шипением, как сифон.
- Nothing personal, - буркнул под нос, - just business+
Прицелился в секретаршу, которая стояла у двери кабинета на подгибающихся ногах, но передумал. Подойдя ближе, киллер аккуратно выдернул у нее из-под мышки кожаную папку.
- Бегите, - посоветовал мягко. Тут же заметил, что случайно испачкал штанину черных джинсов пылью, похлопал по ней ладонью.
- Бегите, правда. Может, успеете, - посоветовал еще раз и вышел.

12 минут

Старик сидел неподвижно и глядел на шахматную доску, где его черный король жался в угол, под защиту последних фигур. Его противник, если так можно было назвать старинного партнера по шахматам, только что откинулся назад, захрипел и упал со складной табуретки, царапая руками пиджак напротив сердца. Они встречались здесь, на Страстном бульваре, каждую пятницу - вот уже тридцать лет. Хороший срок.
Старик посмотрел вокруг. Где-то слышались гудки, звон стекол и скрежет бьющихся машин. Он проводил глазами странную пару - мужчину с острым худым лицом и его спутницу, прижимавшую к себе букет цветов. Мужчина обнимал девушку за плечи. Их взгляды скользнули по старику, не замечая.
Он поглядел на доску, потом, покашляв, вытянул худую руку и холодными пальцами аккуратно уложил короля на черную клетку.

11 минут

- Интересно, а если я сейчас уйду, не заплатив - вы меня арестуете? - Сергей повертел в пальцах золотую печатку, потом поглядел на продавщицу за витриной ювелирного салона. Она его не услышала - стояла с белым лицом, и трясущимися руками бесконечно поправляла и поправляла кулон на шее. "Мама, ма-а-а-ма, хватит, ну хватит!", - вторая девушка визжала в углу, но сирены заглушали ее голос. Охранник тупо поглядел на Сергея, потом вдруг сорвался с места, подбежал к визжащей продавщице и два раза сильно ударил ее по лицу.
- Заглохни, сука!
- Нехорошо, земляк, - улыбаясь, громко сказал ему Сергей. Он надел печатку на палец и сунул руку в карман дорогого пальто.
- Че? - заорал охранник, двигаясь на него. Сергей увидел капли пота на лбу, и секунду разглядывал их, думая о том, что печатка сидит на пальце как надо - не жмет и не болтается. Потом достал из кармана пистолет и выстрелил охраннику в лицо.

10 минут

Они сидели в остановившемся трамвае и передавали друг другу бутылку коньяка.
- Плохо получилось, - сказал Андрей. Он попытался улыбнуться, но нижняя челюсть прыгала, и лицо белело с каждым глотком, - неохота так умирать.
- Может все-таки учения?.. - возразил Димка, но тут же осекся.
- Жаль, что не доехали до Пашки. У него сейчас как раз все собрались. День рождения, дым столбом наверно+
- Думаешь, легче было бы?
Андрей подумал.
- Нет, - сказал он. - Не легче. Ладно, давай еще по глотку. Закусывай, торт все равно не довезем.
Он посмотрел в окно.
- Гляди, живут же люди.
На перекрестке высокий человек в пальто расстреливал черный джип. Каждый раз он тщательно и долго целился - похоже, очень хотел сшибить выстрелом антенну, но у него никак не получалось. Расстреляв патроны, он махнул рукой и облокотился на капот.
- Приехали, - усмехнулся Димка. Он сделал глоток коньяка и поморщился.

9 минут

- Давно хотел тебе сказать+ - он закончил щелкать пультом, с одного шипящего пустым экраном канала на другой, и оставил телевизор в покое.
- Что? - вяло отозвалась она.
- Никогда тебя не любил. Надо было тебя еще тогда, в Крыму утопить. Подумали бы, что несчастный случай.
- Сволочь! - она ударила его по щеке. Перехватив руку, он резко выкрутил ее. Когда жена завизжала и согнулась от боли, погнал ее к открытому балкону, сильнее выгибая локоть.
- Не надо! - она попыталась уцепиться длинными ногтями за дверной косяк. Ноготь сломался и остался торчать в щели.
Он выбросил ее с балкона, сам еле удержавшись у перил. Посмотрел, как тело шлепнулось на асфальт - звука было не слышно, все перекрывали сирены.
Закурил. Десять лет уже не чувствовал вкуса сигаретного дыма, потому что так хотела жена. Выдохнул, затянулся глубже.

8 минут

Люди бежали по улице - в разные стороны, кто куда. Натыкались друг на друга, падали, кричали и ругались. Один только нищий смирно сидел у забора, кутаясь в драный плащ. Шапку, в которой бренчала какая-то мелочь, давно запинали на другую сторону тротуара, но он за ней не торопился. Замер, вздрагивая, опустил нечесаную голову.
- На тебе, - кто-то бросил на колени нищему пистолет с оттянутым назад затвором, - я сегодня добрый. Один патрон там еще остался вроде. Сам разберешься.
Нищий не поднял голову, исподлобья проводил глазами ноги в черных джинсах, мазок пыли на штанине. Смахнул пистолет на асфальт, завыл тихо, раскачиваясь из стороны в сторону. Рядом, осторожно косясь блестящим взглядом, опустился голубь, клюнул какую-то крошку.

7 минут

В кинотеатре кого-то убивали, толпа пинала ворочающееся под ногами тело, возившее по полу разбитым лицом.
- Не смотри, - он ласково взял ее за подбородок, повернул к себе, поцеловал в губы.
- Я и не смотрю, - она храбро пожала плечами, хотя видно было, что напугана.
- Я тебя не брошу, - сказал он тихо.
- Что? - девушка не услышала, заткнула уши, громко закричала:
- Как эти сирены надоели! Я тебя совсем не слышу!
- И не слушай! - крикнул он в ответ. - Я тебя все равно не отпущу!
- Правда?
- Конечно!
Несколькими секундами позже их застрелил заросший грязной щетиной нищий, у которого откуда-то оказался пистолет. В обойме было всего два патрона, и нищему не хватило, чтобы застрелиться самому.
- Твари! Чтоб вы сдохли! - он кричал еще долго, но его никто не слушал, только двое парней в пустом трамвае рядом, руками ели торт.

6 минут

- Ты так быстро все сделала, - сказал он, - спасибо, Маша+ И сирен этих почти не слышно.
- Молчи, - строго приказала человеку в кровати высокая женщина, - тебе говорить нельзя.
- Теперь-то уж что толку? - хрипло засмеялся-закашлял он. - Чудная ты, Маша. Так и будем врачей слушаться?
Она заботливо подоткнула ему одеяло, сама села рядом, глядя на острый профиль в полумраке комнаты.
- Маша, - он слова зашевелился, поднял голову, - почитай что-нибудь?
- Хочешь Бродского? - спросила она, не шевелясь.
- Очень.
Ей не нужно было тянуться за книгой и включать свет. Еле шевеля губами, почти беззвучно, она начала:

- Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла все это -
города, человеков, но для начала зелень+

5 минут

- Мама, нам долго здесь сидеть? - спросил из глубины молчаливо дышащего вагона детский голос.
- Тихо. Сколько скажут, столько и будем сидеть, - шикнула женщина. И снова все затихли, только дышала толпа - как один смертельно раненый человек.
- Выйдем на перрон? - спросил машинист своего сменщика.
- Зачем? В кабине хоть не тесно. А там сейчас сплошная истерика, особенно когда эскалаторы отключили.
Машинист прислушался.
- Вроде тихо, - он пожал плечами.
- Это пока. Ты погоди еще немного.
- Да скоро будет уже все равно, сам знаешь. Мы же на кольцевой. Здесь все завалит.
- Это точно.
Не сговариваясь, оба закурили.
- Прямо пилотом себя чувствую, - сказал сменщик. - Как будто самолет падает, и уже чуть-чуть осталось. Только на покурить.
- Самолет, метро - то же самое, только без крыльев, - попытался пошутить машинист.
Оба невесело посмеялись. Потом сменщик щелкнул тумблером, и фары поезда погасли.

4 минуты

За углом кто-то играл на гитаре, нестройный хор старательно вытягивал слова песни. Саша поднялся по темной лестнице на верхний этаж дома. Сначала ему показалось, что на лестничной площадке никого нет, но потом он услышал тихий плач у двери, обитой красным дерматином.
- Ну? Чего ревешь? - Саша присел на корточки перед маленькой девочкой в красном комбинезоне.
- Страшно+ - сказала она, поглядев на него серыми глазами. - Мне мама дверь не открывает. Они с папой ругались сильно, а потом замолчали, я через дверь слышала.
- Замолчали - это плохо, - серьезно сказал Саша. - Слушай, хочешь на крышу? Сверху все видно далеко-далеко.
- На крышу нельзя, - девочка помотала головой, плача зареванное лицо в ладошки. Саша аккуратно отвел ладошки от лица, подмигнул серым глазам.
- Сегодня можно. Я же не чужой дядька, а твой сосед снизу. Вот честно-честно. Пойдем, сама посмотришь.
Грохоча листами железа, они взобрались на самый верх крыши. Саша крепко держал девочку за руку.
- Ага. Вот мы и пришли, - он огляделся, потом снял свой плащ и постелил его прямо на ржавую жесть, - садись. Хорошо видно?
- Да, - девочка, не отрываясь, смотрела в небо.
- Ну и замечательно. Посидим, а потом и мама вернется, и папа+
Саша растянулся рядом, заложив руки за голову, и тоже начал смотреть на облака, гадая про себя - успеет он или нет заметить ракету.

3 минуты

Город затихал. Я сидел на скамейке, по-прежнему не открывая глаз, чувствуя, как люди забиваются поглубже в щели, чтобы спрятаться, хотя прятаться было бесполезно. Те, кому повезет выжить, были отсюда далеко. А я не считался, я даже не отбрасывал тень, сидя под тускнеющим фонарем.
Две минуты.
Ветер перестал дуть. Время сжималось, стремительно скручивалось в клубок, потому что миллионы человек сейчас думали только об одном - как бы замедлить эти минуты. Никогда не бывает так, как хотят все. Неторопливые и торопливые, они были на равных, хотя у первых в запасе оказалось несколько лишних мгновений.
Минута.
В небе будто кто-то прочертил белую полоску. Она все удлинялась, и впереди сияла раскаленная точка - словно метеорит, который сейчас упадет, оставив после себя просто маленькую воронку. "Маленькую! - взмолился я, не разжимая губ. - Пожалуйста! Маленькую! И чтоб все потом вернулись, вышли, убрали мусор, снова стали такими как раньше!"
В мире была тишина, и я понял, что меня никто не слушает. Скоро этот город превратится в стеклянный пузырь, застывший, навечно вплавленный в корку земли.

А я? Ведь я останусь?
Останусь?
Но что я скажу?
И куда пойду, расправляя обгоревшие крылья, покрытые мертвым стеклом?

(с) leit

Ноками устал -тоном капризного ребенка-

Кто-то мчался, падая с ног, плыл против течения, ехал на красный
Просто чтобы сказать, что всё будет хорошо, что всё не напрасно
Но ошибся дорогой, и не рассчитал траекторий полёта
И мне снова приходится быть для тебя этим "кто-то" (с)

Тук-тук... ...-кто там? ...-Твой шанс... -Ты врешь!... -Почему?...-Шанс не стучит дважды... (с)

Идущие по небесам...
Нет мечты, нет свободы, а надо ли?
Идущие по небесам
Для того ли вы, ангелы, падали...?
Идущие по небесам - от края до края
Стая волчат слепых - жизни не зная
Вы тянетесь к смерти, веря в бессмертие
Свято и слепо, как люди, вы верите
В то что мечтали, в то, что свободны
Жизнь это смерть, надежда - исходник
Того что и павшие - тоже - крылатые
И что их грехи искупает распятие
Наверное глупо, наверно - бессмысленно,
Без мечты, без свободы - мысленно
Любоваться прибрежным закатом...
Что растает во тьме, и в небе крылатом
Будут верить, стремиться к свободе, мечтать
Те, идущие по небесам...
...для того, чтоб когда-то упасть...

_______________________________

Неслышным, да, совсем неслышным шагом,
Не в жизни, не во смерти – где-то рядом
Но не во сне…Им чужды пляски сновидений
Они молчат, они – чужих видений
И мыслей зло…Они – ночной кошмар,
Незваным приглашенный в чьи-то сны
Они – бастарды, дети умершей весны
И нерожденной в небе синем осени
…С проседью…

Их дом – не ночь, их мир – совсем не день
Они – никто, насмешка, просто тень
Что крови выпьет из земного тела
И жажду утолит….Рассвет несмело
Их обратит…Но только в пепел - прах
В кровавых отголосках плах
Они погибнут на кострах…
…Страх…

И осень в сумерках судьбы, которой нет
Во имя дочери-зимы – оставит след
Ну а они…они дадут ответ…
Что смерти – нет…
…Бред…

Дети…они ведь просто дети…Пепел
И порох тел…На спинках кресел
Остатки вечности, они играют в прятки
С законом жизни…да, с законом и порядком
Смерти…Они лукавят, и в их масках – ложь
Ладонь – объятья, а в ладонях – нож
В ответ – улыбка…
…Да, ошибка…

Никто не сможет рассказать,
Что, как, кому, зачем – терять
И обретать – взамен…
…Плен…

Они – лишь пешки…
…Насмешка…

Люди…Они, как мы, они живут и любят
Они боятся зарева и плах. И губят
Чужую юность губят на кострах
Своих желаний и страданий – вечных…страх
Терзает душу, иль ее остатки…
Я говорил – они играют в прятки
Со смертью…Но ведь смерти – нет
…Сто лет…

Дождь…шагами их бредет по хмурым крышам
А я? Я мертв. Да, мертв. Я вышел
Безумным победителем игры…Я проиграл
Но я свободен и нашел я – что искал
Свой мирный плен, свое бездонное бессмертье
А ты не плачь, все будет…Верьте…
А я…я говорил – мы просто – дети
Которых…да…увы, которых – нету
…Летом…

Но в каждом мире после лета – осень
Мы подождем, ну а потом – не спросим
Не спросим позволения прийти
Жизнь-Смерть, с тобою нам не по пути
Мы – сами по себе, мы – где-то рядом
И то, что было сказкой, станет ядом
Реальности…И оборвется этот слог
В нас живы – человек и бог
И может – Дьявол…Но забудь об этом
Ты слышишь – дождь крадется следом
Он голоден, он чует липкий страх
Он шепчет сказку лета о кострах
Не бойся, это просто поцелуй...Бессмертья
Не плачь, ведь ты не дождь…Поверь мне
Я дам навек тебе свою – свободу
И ты не сирота…Навеки Роду
Ты отдана теперь…Не плач…
…Палач…

Мечты…они забыты. Навсегда. Открой
Вот эти окна – настежь…Скрой
Следы от слез…теперь ты чье-то счастье
Всех тех, кто любит дождь…Ненастье
Твоя пора, как вечер или ночь
Ты тень, ты тьма, ты Дочь
Чужой забавы…
…Правы…

Все те, кто нас еще хотят убить.

_____________________________

Танец – не просто осколок души
Танец – это чужая тайна…
Танец – это молчанье в тиши
Танец – это осколок признанья
…Танец…

Как все начиналось, не помнит никто,
Но где-то в глубинах веков –
Память хранится. И в памяти той
Осколки былых основ…
Мир танца отчаянно прост – как и тайна
Он хрупок как смерть…смерть капли хрустальной
Сорвавшейся с камня, что был лепестком
Цветка что увял, не жалея о том,
Что жил лишь мгновенье…Одно.
Алая кровь – и по рифме – вино –
Нет ее здесь, как нет и его…
Есть только вспышка, судьбы окаем
Нечеткий шаг – отточенным штрихом,
Обманом, роковой ошибкой, сном…
Туманом…Впрочем, суть совсем не в том
А в капле хрустальной, что лепестком
Замершим в камне когда-то была…
Впрочем и это – лишь только слова
Они не нужны в проклятой мелодии…

А танец – это осколок признанья,
Танец – это молчанье в тиши…
Танец – это чужая тайна
И лишь только – осколок души…
…Танец…

_____________________________

Немного слов, немного сказок, немного прочей суеты
Так было миг, так будет вечность, так будет. Если будешь ты.
Расклад у карт и прост, и сложен, и разгадать его, увы
Ни ты, ни я, никто не сможет. Никто – до завтрашней поры
Вот только завтра станет поздно, и сказка превратится в ложь
На жертвенный алтарь взойдешь ты…а я…я просто брошу нож
Все станет на круги своя…И мир замрет…Останусь я,
Семь мертвых тел, костер и нож – на картах граней бытия.

[авторские права защишены]

...Эти строки, слова - просто исповедь
Уходящей куда-то души...

Я расскажу тебе легенду - о себе,
О мире, где я был и не был я,
И о навеки проклятой судьбе
По воле случая - она была моя.

Я не всегда был демоном...давно
Был человеком я, и верил в слово "честь"
Не кровь лилась в бокал мой, а вино,
Не грызла душу совесть, сердце - месть

И я умел любить. Умел еще мечтать...

(с) Delacroix

Передерни затвор и нажми на курок, снова и снова...Напасись крови детской впрок - шанса может не быть иного. Стреляй по кукольным лицам, по живым глазам. Пять десятков маленьких душ устремятся туда. К небесам. А ты знаешь, когда ты умрешь ты попадешь в ад. Сонм маленьких расстрелянных ангелов не дадут ступить в Божий град...Ну а ты, что стоишь, передерни затвор. И нажми на курок, кукловод и актер...Ты не думай, ты просто стреляй - снова и снова. Враг повсюду и смерть за спиной...шанса может не быть иного...

прошлое